31. 3/IV 1932 г.
У матросов, как только мы приехали, началось капуанское "растление нравов". На столе появилось вино, хлеб, сало, гитара, гармоника, две барышни. "Товарищ Волошин, пожалуйте к нам". Было ясно, что они решили отпраздновать "благополучное завершение" опасного перехода. Ночью все успокоилось. И среди тишины раздался громкий резкий стук в дверь. Ответило невнятное мычание. "Отворите, товарищи. Стучит Прифронтовая Чрезвычайная Комиссия. Разве вы, товарищи, не знаете последнего приказа: в Крыму по случаю осадного положения запрещено спать с бабами". В ответ послышалось дикое и непокорное рычание. - Мы сами служащие Одесского Ч.К., и никакого такого приказа мы в Одессе не знаем.
Тем не менее 3 барышни были из номеров матросов извлечены и переведены в комнаты Ч.К., что и требовалось доказать. Снова все успокоилось.
На следующий день я отправился в город. Город не имел никаких сношений с остальным Крымом: морем нельзя было выйти из порта - на рейде сторожил французский флот. Железная дорога бездействовала - паровозов не было. Мне захотелось есть, и я зашел в один из еще не закрытых ресторанов. Там рядом с нами за соседним столиком сидела семья. Ее глава, толстый господин в усах и в каскетке, так пристально приглядывался ко мне, что я обратил на них внимание. Дама пожилая, полная, была прилично одета. Дети - мальчик и девочка - были вполне "дети хорошей семьи", с ними сидела сухопарая девица, имевшая вид гувернантки. Его самого я определил по виду, как "недорезанного буржуя". Он подозвал мальчика, что-то прошептал ему, и мальчик направился ко мне и спросил: "Скажите, Вы не Максимилиан Волошин? Папа послал узнать".
Я подошел к соседнему столику, "Вы меня знаете? Где мы встречались?" - "А я был у Вас в Коктебеле несколько лет назад. Я к вам заезжал из Судака по рекомендации Герцык. Мы с Вами полночи просидели, беседуя в вашей мастерской. Вы мне показывали рисунки. Я был тогда еще в почтовой форме". Мы с ним дружески побеседовали, но я так и не вспомнил его. Он попросил меня зайти к нему. На следующий день, бродя по городу, я встретил барышню, которая имела вид гувернантки. Я спросил ее о вчерашних знакомцах. "Они сейчас у себя". - "А где они живут?" - "Их вагон стоит на путях, возле вокзала". - "Почему же он живет в вагоне? А, в собственном вагоне?" - "Он всегда в собственном вагоне". - "Почему же он в собственном вагоне? Разве он сейчас какая-нибудь важная птица?" - "Как же, они командующий 13-й армией." - "А как же его фамилия?" - NN1. - Я сейчас же отправился на вокзал, спросил вагон NN и полчаса спустя снова сидел у NN. Он меня сперва расспросил о моей судьбе. Я ему рассказал подробно об Одессе, о нашем путешествии, о матросах, о нашем затруднении выехать дальше... Он сказал тотчас же: "Я сию минуту телеграфирую Дыбенке2, чтобы от них прислали нам паровоз и завтра сам отвезу вас до Симферополя. Будьте здесь на вокзале с матросами завтра часа в 4".
Вернувшись в хан, я сказал матросам, как нам повезло и что завтра в 4 часа я их повезу дальше. Таким образом, роли наши переменились. Раньше они меня везли, а теперь я их. Уважению их и преданности не было конца. Это сказалось в отношении к моему багажу. До сих пор я сам с трудом и напряжением тащил мои чемоданы, - теперь матросы сами наперебой схватили их и даже подрались из-за того, кто понесет.
Я всегда с недоверием читал рассказ Светония3 о Цезаре в плену у пиратов. Теперь я убедился, что Светоний нисколько не преувеличил.
1Кожевников Иннокентий Серафимович (1879-1931) - в марте - мае 1919 года был командующим группы войск Донецкого направления (до этого - командующий 13-й советской армией).
2Дыбенко Павел Ефимович (1889-1938) - военачальник, с начала апреля 1919 года - нарком по военным делам Крымской республики.
3Светоний Гай Транквилл (ок. 70-ок. 140) - римский историк. Максимилиан Волошин. Акварель. |  Портрет работы М. Зайцева. Коктебель, 1925 |  Радужная ночь (Волошин М.А.) |