5. 8 июня нового стиля. Париж.
Вечер у Гиля*. Он рассказывает о Вилье де Лиль Адане*.
"Малларме спрашивал его, что бы Вы сделали, если бы были действительно избраны греческим королем*?" - "Торжественный въезд... фанфары... цветы... Затем, окруженный толпой, я вхожу во дворец и выхожу к народу на балкон совсем нагим. Я бы показался им так и скрылся в своем дворце. Больше бы они не видели меня никогда..."
Он рассказывал подробно свое свидание с Наполеоном III. Но так никто не смог узнать, было ли оно в действительности или нет.
Он был очень большого роста. Прекрасно сложен. Громадный лоб. И галлюцинирующее пламя в глазах.
У него был сын. Его ум всегда создавал легенды. Он рассказывал, что, когда он был в лечебнице для душевнобольных и играл в приемной роль выздоровевшего больного, там была безумная удивительной красоты. "У нее бывали мгновения прояснения. И раз ночью - она была прекрасна, мы согрешили"
Однажды он приходит к Малларме и начинает рассказывать о своем сыне: "Теперь я знаю, что ему суждена великая судьба. Мы едем в экипаже. На нас выезжает тяжелая упряжка. Я вижу себя и его уже пронзенными, размозженными. Но ребенок протягивает руки. И повозка недвижима. Я посмотрел на его ладонь - на ней пентаграмма"*.
Потом его сына зачислили во флот. Он умер лет двадцати. Бедный юноша, бездарный.
Его хотели женить много раз на богатых американках или англичанках, искавших титула. Однажды, это было в один из крайних моментов безденежья, он согласился. Антрепренер сшил ему прекрасное платье. Они отправились в Лондон. Он гостил в замке у родителей невесты. Но однажды они вдвоем пошли гулять с невестой в парк. Через полчаса невеста прибежала в ужасе. "Я ни за что не пойду за него замуж". Что между ними было - неизвестно. Быть может, он стал ей развивать курс идеалистической философии, и она сочла его за безумного. Антрепренер был в бешенстве. Он оказался достаточно предусмотрительным и захватил с собою в Лондон его старое платье. И он отобрал его туалеты. И в старых лохмотьях отправил обратно в Париж.
Его женили Малларме и Гюисманс* на бывшей публичной женщине. Это были какие-то соображения дружеского характера. Это было последнее оскорбление. Он сломал перо, подписывая свое имя под брачным контрактом, и швырнул бумаги.
Бальмонт*: "Да, есть моменты, когда любишь свое лицо и любишь смотреть на него в зеркало. Это во время работы, когда чувствуешь себя одухотворенным. Но это опасный признак. За ним следует падение".
- Я чувствую, что не вынесу этого напряжения работы. Моя работа как-то лишена цели. Мне хотелось бы какого-то отдыха от ручной работы.
 Не в свитках бурь... |  Громады дымных облаков. |  Пейзаж. |