
1-2
Автор акварелей, предлагаемых вниманию публики под общим заглавием
"Коктебель", не является уроженцем Киммерии по рождению, а лишь по усыновлению.
Он родом с Украины, но уже в раннем детстве был связан с Севастополем и
Таганрогом. А в Феодосию его судьба привела лишь в 16 лет, и здесь он кончил
гимназию и остался связан с Киммерией на всю жизнь. Как все киммерийские
художники, он является продуктом смешанных кровей (немецкой, русской,
итало-греческой). По отцовской линии он имеет свои первокорни в Запорожской
Сечи, по материнской - в Германии. Родился я в 1877 году в Киеве, а в 1893 году
моя мать переселилась в Коктебель, а позже и я здесь выстроил мастерскую.
В ранние годы я не прошел никакого специально живописного
воспитания и не был ни в какой рисовальной школе, и теперь рассматриваю это как
большое счастье - это не связало меня ни с какими традициями, но дало
возможность оформить самого себя в более зрелые годы, сообразно с сознательными
своими устремлениями и методами.
Впервые я подошел к живописи в Париже в 1901 году. Я только что
вернулся туда из Ташкента, где был в ссылке около года 1. Я весь был переполнен зрительными впечатлениями и
совершенно свободен в смысле выбора жизни и профессии, так как был только что
начисто выгнан из университета за студенческие беспорядки "без права
поступления". Юридический факультет не влек обратно. А единственный серьезный
интерес, который в те годы во мне намечался, - искусствоведение. В Москве в ту
пору - в конце 90-х годов прошлого века - оно еще никак не определилось, а в
Париже я сейчас же записался в Луврскую школу музееведения, но лекционная
система меня мало удовлетворяла, так-как меня интересовало не старое искусство,
а новое, текущее. Цель моя была непосредственная: подготовиться к делу
художественной критики.
Воспоминания университета и гимназии были слишком свежи и
безнадежны. В теоретических лекциях я не находил ничего, что бы мне помогало
разбираться в современных течениях живописи.
Оставался один более практический путь: стать самому
художником, самому пережить, осознать разногласия и дерзания искусства.
Поэтому, когда однажды весной 1901 года я зашел в мастерскую
Кругликовой 2 и Елизавета Сергеевна со
свойственным ей приветливым натиском протянула мне лист бумаги, уголь и сказала:
"А почему бы тебе не попробовать рисовать самому?" - я смело взял уголь и
попробовал рисовать человеческую фигуру с натуры. Мой первый рисунок был не так
скверен, как можно было ожидать, но главными его недостатками были желание
сделать его похожим на хорошие рисунки, которые мне нравились, и чересчур
тщательная отделка деталей и штрихов. Словом, в нем уже были все недостатки
школьных рисунков, без знания, что именно нужно делать. Словом, я уже умел
рисовать и мне оставалось только освободиться от обычных академических
недостатков, которые еще не стали для меня привычкой руки. На другой же день
меня свели в Академию Коларосси 3. Я
приобрел лист "энгра", папку, уголь, взял в ресторане мякоть непропеченного
хлеба и стал художником. Но кроме того я стал заносить в маленькие альбомчики
карандашом фигуры, лица и движения людей, проходящих по бульварам, сидящих в
кафе и танцующих на публичных балах. Образцами для меня в то время были
молниеносные наброски Форена, Стейнлена и других рисовальщиков парижской улицы.
А когда три месяца спустя мы с Кругликовой, Давиденко и А. А.
Киселевым 4 отправились в пешеходное
путешествие по Испании через Пиренеи в Андорру, я уже не расставался с
карандашом и записной книжкой.
В те годы, которые совпали с моими большими пешеходными
странствиями по Южной Европе - по Италии, Испании, Корсике, Балеарам, Сардинии,
- я не расставался с альбомом и карандашами и достиг известного мастерства в
быстрых набросках с натуры. Я понял смысл рисунка. Но обязательная журнальная
работа (статьи о художественной жизни в Париже и отчеты о выставках) мне не
давала сосредоточиться исключительно на живописи. Лишь несколько лет спустя,
перед самой войной, я смог вернуться к живописи усидчиво. В 1913 году у меня
произошла ссора с русской литературой из-за моей публичной лекции о Репине. Я
был предан российскому остракизму, все редакции периодических изданий для меня
закрылись, против моих книг был объявлен бойкот книжных магазинов.
Оказавшись в Коктебеле, я воспользовался вынужденным перерывом
в работе, чтобы взяться за самовоспитание в живописи. Прежде всего я взялся за
этюды пейзажа: приучил себя писать всегда точно, быстро и широко. И вообще, все
неприятности и неудачи в области литературы сказывались в моей жизни успехами в
области живописи.
Я начал писать не масляными красками, а темперой на больших
листах картона. Это мне давало, с одной стороны, возможность увеличить размеры
этюдов, с другой же, так как темпера имеет свойство сильно меняться высыхая, это
меня учило работать вслепую (то есть как бы писать на машинке с закрытым
шрифтом). Это неудобство меня приучило к сознательности работы, и тот факт, что
[в] темпере почти невозможно подобрать тон раз взятый, - к умеренности в
употреблении красок и чистоте палитры.
Акварелью я начал работать с начала войны. Начало войны и ее
первые годы застали меня в пограничной полосе - сперва в Крыму, потом в Базеле,
позже в Биаррице, где работы с натуры были невозможны по условиям военного
времени. Всякий рисовавший с натуры в те годы, естественно, бывал заподозрен в
шпионстве и съемке планов.
Это меня освободило от прикованности к натуре и было
благодеянием для моей живописи. Акварель непригодна к работам с натуры. Она
требует стола, а не мольберта, затененного места, тех удобств, что для масляной
техники не требуются.
Я стал писать по памяти, стараясь запомнить основные линии и
композицию пейзажа. Что касается красок, это было нетрудно, так как и раньше я,
наметив себе линейную схему, часто заканчивал дома этюды, начатые с натуры. В
конце концов, я понял, что в натуре надо брать только рисунок и помнить общий
тон. А все остальное представляет логическое развитие первоначальных данных,
которое идет соответственно понятым ранее законам света и воздушной перспективы.
Война, а потом революция ограничили мои технические средства только акварелью. У
меня был известный запас акварельной бумаги, и экономия красок позволила мне его
длить долго. Плохая акварельная бумага тоже дала мне многие возможности. Русская
бумага отличается малой проклеенностью. Я к ней приспособился, прокрывая сразу
нужным тоном, и работал от светлого к темному без поправок, без смываний и
протираний.
Эту эволюцию можно легко проследить по ретроспективному отделу
моей выставки. Это борьба с материалом и постепенное преодоление его.
Если масляная живопись работает на контрастах, сопоставляя
самые яркие и самые противоположные цвета, то акварель работает в одном тоне и
светотени. К акварели больше, чем ко всякой иной живописи, применимы слова Гёте,
которыми он начинает свою "теорию цветов" 5, определяя ее как трагедию солнечного луча,
который проникает через ряд замутненных сфер, дробясь и отражаясь в глубинах
вещества. Это есть основная тема всякой живописи, а акварельной по преимуществу.
Рассказ Волошина "о самом себе" как о художнике, о своем "самовоспитании в
живописи" написан в 1930 году для каталога выставки его акварелей
(неосуществленной). Впервые опубликовано в кн.: Пейзажи Максимилиана Волошина
(Л., 1970) - с купюрами. Здесь дается полный текст - по рукописи, хранящейся в
ИРЛИ.
1 В Средней Азии Волошин был
с середины сентября 1900 г. по 22 февраля 1901 г., то есть пять месяцев с
небольшим.
2 Кругликова Елизавета
Сергеевна (1865-1941) - художница. Ее ателье на улице Буассонад было местом
встреч русских деятелей культуры в Париже.
3 "Академия" Коларосси -
общедоступная студия, основанная художником Филиппо Коларосси в 80-х годах XIX
века в Париже.
4 Давиденко Елизавета
Николаевна (1867-?) - художница. Киселев Александр Алексеевич (1855-1911) -
художник-передвижник.
5 "Теория цветов" Гёте -
видимо, его "Очерк учения о цвете" (1810). См.: Гёте. Избранные сочинения по
естествознанию. М.-Л., 1957.
Волошин, по всей вероятности, усвоил "теорию цветов" через
книгу Андрея Белого "Рудольф Штейнер и Гёте в мировоззрении современности" (М.,
1913), в значительной части посвященную этому вопросу.
1-2
 Рисунок М.А. Волошина |  Рисунок М.А. Волошина |  Рисунок М.А. Волошина |