Дневник Дома Поэта 1932 г.

32. 4/IV 1932 г.

          Для матросов был прицеплен вагон (теплушка). Тогда теплушками назывались пустые товарные вагоны без лавок внутри. Мы с Татидой были приглашены в вагон командарма. Сперва мы довольно долго сидели в купе у барышни-секретаря, потом я был приглашен к командарму. Сперва была большая пауза. Затем он почувствовал необходимость поговорить по душам. "Вот Вы знаете, товарищ Волошин, что земля делает каждое мгновение, крутясь вокруг солнца, 22 движения - и ни в одной космографии - почему? А я понял... Помню раз, когда я в Сибири был на Дальнем Севере, туземцы костер развели: они у огня грелись. Я присмотрелся и вижу, у них правильные планетарные движения получаются: с одной стороны - огонь, а с другой стороны - ледяной ветер; я подумал - ведь в солнечной системе как раз та же констелляция - здесь солнце, а с другой стороны междузвездная стужа - 270 градусов - представляете себе, какой сквозняк. Вот она и вертится, бока себе обогревает - то одним краем, то другим. А у ней еще "ось вывихнута", представляете себе, как ей трудно? По-моему, пора землю от влияния солнца освободить. Что ж это, право: точно она в крепостной зависимости от солнца! Вот я решил землю освободить. Сперва мы ей ось выправим: ведь климаты имеют причиной главным образом искривление земной оси. А когда мы ось выпрямим, тогда на всей земле один ровный климат будет.
          - А как же вы ей ось выпрямлять будете?
          - А у меня для этого система механических весел придумана по экватору Они и будут грести, то с одной стороны, то с другой. Обо что грести? Вот как начнем грести, тогда и узнаем, в чем земля плавает. А потом путешествовать поедем по всемирному пространству Довольно нам в крепостной зависимости от солнца, точно лошадь на корде, по одному и тому же кругу бегать.
          Так в поучительной и интересной беседе мы скоротали путь до Симферополя и не заметили, как поезд дошел до станции.
          Так как было уже поздно, то с вокзала никого приехавших не пускали, и пришлось ночевать тут же в общей зале на холодном каменном полу.
          Перед тем как проститься, командарм дал мне карточку, на которой написал несколько слов, сказав: "Вот этого товарища Вы найдете в Г.П.У., фамилия его - такая-то. Он Вам даст и пропуск до Феодосии. А Вам пропуск понадобится. Теперь там верно военные действия - так не пропустят".
          В Симферополе я устроил Татиду у Кедровых¹, а самого меня пустили ночевать к Семенкович², где я останавливался до Одессы.
          Madame Семенкович была когда-то приятельницей Чехова - они были соседями Чехова по северному имению Чехова и в переписке его опубликован ряд писем Антона Павловича к Семенковичам.
          Здесь же я узнал вести для меня неблагоприятные. Мне рассказали, что в Симферопольском Исполкоме на какой-то ответственной должности теперь находится подруга т. Новицкого³ т. Лаура⁴, которая, услыхав о моем приезде, говорила: "Ну, если Волошин опять станет свои эстетические лекции читать, то ему головы не сносить".
          Но читать лекции в Симферополе я не собирался, а спешил в Феодосию.
          Зашел на другой день по рекомендации командарма в Г.П.У. и спросил товарища Ахтырского⁵. Так, по-моему, была его фамилия. Он отнесся ко мне очень хорошо и знал мое имя. И спросил у меня прежде всего: "Не хотите ли, я Вам дам бумаги о том, что Вы наш сотрудник". Я ничего не знал тогда о Г.П.У. и наивно, на свое счастье, спросил: "А это не поставит меня в какие-нибудь неудобные обязательства по отношению к воинской повинности?"
          -Да, это возложит на Вас некоторые обязательства во время призыва.
          Я тогда поспешил от этого отказаться, и он мне тогда просто выдал бумагу о проезде в Феодосию.
          Значение этой бумаги я оценил во время пути. В Симферополе я нашел спутника, какого-то юриста, командированного из Феодосии по каким-то надобностям. Мы благополучно доехали до Карасу-базара⁶. Тут нам предстояла перемена лошадей. Заведующий этим был очень занят и сказал:
          "Лошадей нет... Можете подождать до завтра".
          Я молча покорился судьбе. Но вспомнил о бумаге от Г.П.У. и неуверенно достал ее из кармана. Но она произвела неожиданный эффект. Коменданта, когда он увидел эту печать, прямо передернуло. Он схватил со стола телефонную трубку и начал сразу в нее кричать: "Эй, там! Давайте сюда лошадей, да получше!" И не успели мы спуститься из II этажа - лошади нас уже ждали внизу и через несколько часов, еще до вечера, мы поднимались по крутой дороге, ведущей петлями в Топловский монастырь, откуда те же лошади доставили нас на следующее утро в Старый Крым. Здесь нам предстояла новая смена лошадей.
          Здесь на улице я увидел художника Котю Астафьева⁷. Он меня окликнул и попросил пока слезть с телеги. Он сказал, что заведует охраной искусства, но пока дела идут неважно - из Феодосии не высылают нужных полномочий. В Шах-Мамае⁸ исполком соседнего села завладел картинами Айвазовского и не отдает ему, несмотря на его просьбы и требования. Я ему сказал: "Я думаю, это просто устроить: я еду в Феодосию, чтобы принять отдел Искусства, вот у меня командировка из Одессы. У меня сейчас нет печати, но я думаю, это возможно будет устроить. Где в Старом Крыму местный Исполком?" Исполком был напротив. Мы с Астафьевым зашли туда. Я сказал председателю; "Товарищ, вот в чем дело. Я назначен из Одессы заведовать в Феодосии Отделом Искусства. У меня нет печати, а у Вас здесь я обнаружил беспорядки. Мне сейчас надо написать бумагу в Исполком села такого-то, относительно картин Айвазовского. Может, Вы мне скрепите их печатью своей?"
          Когда я написал бумагу очень внушительную и она была беспрекословно скреплена, К. Астафьев мне сказал: "Я Вас хочу познакомить со своей женой, она здесь напротив принимает книги".
          Мы перешли улицу, и в небольшой комнате, заставленной связками книг реквизированных библиотек, я был представлен Ольге Васильевне⁹. Затем мы с Татидой уже сели на свою повозку, когда Котя А. остановил меня: "Да, я забыл Вам сказать, что Ваша библиотека, кажется, на днях разгромлена". Я очень спокойно начал его разубеждать и говорить: "Я знаю, что этого не было". Татида была очень удивлена моей уверенностью и спокойствием. "Но я уверен, что дома очень все благополучно".

Портрет работы Диего Ривера. Париж, 1916

Портрет работы М. Зайцева. Коктебель, 1925

Портрет работы К. Костенко. Ленинград, 1925